Медитативный метод
может быть полезным в качестве средства очищения чьего-либо ума и сосредоточения человека перед вниканием в систему конфликта. Обозначенное как внимательность, основное предположение состоит в том, что если посредник будет знать о своих собственных биоритмах, уровне дыхания и физиологических характеристиках, то он будет способен лучше очистить их мировоззрение от предвзятых и отвлекающих мыслей и творчески сфокусировать их энергию на вопросах дела.
В то время как медитативный метод направлен на внутренние физиологические процессы каждого, импровизационный метод позволяет изучить взаимозависимости между внутренними характеристиками участника и его внешним выражением. Такое изучение весьма ценно для людей, работающих в системе управления конфликтами, поскольку изначально все переговорщики и посредники являются, по сути, артистами, дающими представления, а медиация и управление конфликтами имеет много общего с театром.
Как и любая другая страстная сцена, проистекающая от начала времен, каждый конфликт предстает в виде законченного сценария, в котором, по мнению всех участников, есть свой герой, свой злодей и второй состав актеров. Таким образом, посредник часто занимает несколько театральных позиций, включая сценариста, режиссера, а иногда и актера. Чтобы быть эффективным, посредник должен заниматься и быть мысленно, физически и чувственно вовлеченным в драматическую среду. Импровизационный метод и упражнения необходимы не только для актеров театра, но и для переговорщиков и посредников, чтобы развивать интуитивные навыки, дабы ‘сыграть' подлинно. Знаменитый российский режиссер Константин Станиславский в своей ранней работе ‘Актер готовится', а позже и Виола Спойлин в работе ‘Импровизация для театра' вдохновляли актеров высвобождать все свои возможности, чтобы быть неожиданными и интуитивными и играть такими в настоящее время.
Многостороннее мышление формирует импровизационный и медитативный методы в поиске интуитивного чувствования. Оно придает особое значение обучению размышлять всесторонне через внутреннее обдумывание чего-нибудь еще или обдумывание этого же с различных точек зрения. В особенности же многостороннее мышление предлагает взамен использования слов и языка мысленно видеть суть вопроса и думать образами, пытаться избежать давления того, как первоначально проблема была описана, и думать над образами и метафорами, которые субъективно приходят на ум. Многостороннее размышление над темами (проблемами), которые могут и не оказаться в прямом отношении к делу, может позволить появиться неожиданным связям и различным мысленным установкам.
Искусство, скульптура могут быть плодородным полем для взращивания, обучения и практики многостороннего мышления. На самом низком уровне сила искусства есть возможность для новых перспектив, дабы избежать однообразных взглядов на вещи.
Визуальное искусство как окно к многостороннему мышлению и развитию интуитивного чувствования
Искусство - кино, музыка, театр и танец - всегда обеспечивали возможность к разнообразному, более широкому мышлению, которое профессиональные практики во многих отраслях использовали, по большей части неформально, на протяжении веков.
Несомненно, Леонардо да Винчи предложил модель, которая была одновременно и научной, и творческой. В наши дни в области управления конфликтами возникло осознание необходимости воздействия на практике стремления (что не является лишь интеллектуальным) придать значение чувству посредника о его или ее собственных физических реакциях на конфликт.
Существует много общего между управлением конфликтами и визуальным искусством - изображением, рисованием, фотографированием и скульптурой, в частности. На самом базовом уровне искусство, как и управление конфликтами, должно уменьшать страдания других. Вдобавок, существует вопрос желаемого и ожидаемого, а также сотворения и конструирования реальности, заметим немного.
Перспективное и ожидаемое
Индивидуальная борьба и реакции на конфликт часто отражаются на работе и художников, и посредников. Природа искусства позволяет нам выявить и пристально изучить эту динамику. На протяжении истории, художники были военными корреспондентами и интерпретаторами природы военных конфликтов, их источников, участников и последствий. Например, Герхард Рихтер, немецкий художник, который вырос в Восточной Германии и широко восхваляемый как один из лучших в настоящее время, написал картину ‘Дядя Руди' (1965). Немного смазанный, сильно похожий на фотографию портрет его собственного дяди, который на самом деле был СС-офицером в германской армии. Картина выглядит как найденная на чердаке старая семейная фотография его дяди, одетого в форму и гордо стоящего во времена Второй Мировой Войны. Большинство людей фотография близкого члена семьи в военной форме заставляет гордиться. Для Рихтера же, пояснившего те исторические обстоятельства, она вызывает море других реакций, начиная от гордости и заканчивая виной и гневом. Поскольку наблюдатель напрягается, чтобы выделить все детали, преднамеренно смазанная техника рисования усиливает чувство напряжения при жизни в условиях неоднозначности, неразберихи между фактами, правдой и мифом, что кто-то узнает всю историю в целом. Конечно, это не менее правдиво и для посредников в конфликтах. Редко когда мы получаем полную картину прошлого, но это не освобождает нас от обязательства на разумное убеждение в том, что если мы соберем больше фактов и информации и сделаем оценки, как-нибудь мы будем лучше готовы к разрешению проблемы. Рихтер, как и большинство посредников в конфликтах, должен смириться и прийти к осознанию несовершенного прошлого - воспоминаний, истории и опыта - до того, как он надеется построить свое будущее.
В некоторых картинах зритель может внутренне чувствовать субъективные суждения и ожидания художника. Это применимо к картинно Пикассо ‘Гуерника' и к большинству работ Голубя. Возможно, одним из наиболее сильно ошеломляющих примеров является картина Артемизии Гентислеши ‘Иудифь, обезглавливающая Олоферна' (1613). Одна из немногих женщин-живописцев, которая работала и была правильным образом признана в Европе периода раннего Возрождения, во время, когда
Иудифь, обезглавливающая Олоферна
женщины были отстранены от искусства, она была отдана в ученики в мастерскую своего отца. Это, однако, не спасло ее от изнасилования другим студентом, который отбыл за решеткой менее года за это преступление, и она пронесла свою ярость из-за такой несправедливости через всю свою карьеру. Нигде это так не очевидно, как на этой картине. Опять же, сюжет картины, по общему правилу, был взят из одной истории Ветхого Завета. Иудифь - искренняя еврейская женщина, которая соблазнила и обезглавила начальника ассирийского войска Олоферна, который наложил блокаду на ее город Ветилую. Многие другие живописцы, включая Боттичелли, Мекеланджело и Караваджио мастерски написали эту сцену, как будто сделали обязательное для них техническое задание, предложив относительно холодные, представляющие голые факты, творения. В работе Караваджио Иудифь стоит далеко от происходящего, с бесчувственным видом, а ее положение и угол наклона делает неправдоподобным то, что она могла справиться с мечом достаточным для отрезания головы Олоферна образом.
Ее картина внутренне демонстрирует полное влияние и значение предвзятости в том смысле, что никакое предвзятое мыслительное обсуждение не сможет быть справедливым.
Достоверность
Для посредника, как и для художника, достоверность есть критически важный элемент успеха. Неважно, насколько технически опытен, научен или остроумен может быть посредник, его работа придет к нулю, особенно при сложных и комплексных делах, если он не сможет привлечь и занять участвующих сторон или зрителей на индивидуальном уровне. Достоверность - это неуловимое понятие. Это не настолько необходимо, как быть честным, однако это значит играть ту же самую роль вне зависимости от обстоятельств. Достоверность для посредников и художников, как и для актеров, есть погружение их в то, кем они должны быть, чтобы передать значение и управлять конфликтом. И посредники, и художники должны быть изменчивыми, иногда вульгарно заигрывающими, иногда ищущими святости. Но в этом потенциально лежит этическая и профессиональная дилемма: есть тонкая грань между тем, чтобы быть правдивым и тем, чтобы быть приспособленцем и эксплуататором чьего-либо искусства или искусства управления конфликтами. Диана Арбус, например, известная серией фотоснимков людей под названием ‘Уроды', мысленно задерживая людей на каком-нибудь явлении, получила значительную критику за эксплуатацию в своей работе.
Сьюзан Сонтаг была особенно распущена в словах, говоря: ‘Арбус сфотографировала людей, которые жалки, настолько плохо, насколько отталкивающе это находится от доминирующей точки зрения, основанной на дистанции, привилегии, на чувстве того, что зритель хочет увидеть действительно другое'. Наоборот, немногими годами ранее, Джанет Малкольм, другой хорошо известный критик, предложила совершенно иную оценку тех же самых фотографий. ‘Во время определения момента фотографирования она ждала мгновения наибольшей выразительности человеческой немощи: она показывает ослабленных людей, которые пускают слюни, выглядят неконтролируемыми, сумасшедшими. Она не вздрагивает от правды того, что все различно, а, следовательно, пугающе, угрожающе и отвратительно. Она не ставит себя выше нас - она привлекает на себя обвинение. Она также не будет целовать раны прокаженного. Но она будет стоять от него неподалеку, с пристальным журналистским взглядом, и, с ее художественным мировоззрением, превращать его из объекта отвращения в предмет искусства'.
Изучение фотографий представляет те же проблемы достоверности, какие посредники в конфликтах в своих различных стилях и подходах должны адресовать искусству управления конфликтами.
Союз "Сибирский Центр медиации"