Газета «Ведомости» от 26.03.12 пишет о Пирровой победе властей в России. Редакция говорит: позиция победителей на выборах сохраняет раскол в обществе и даже увеличивает его своими действиями. - Не тешьте себя иллюзиями! Надо уметь выстраивать диалог гражданского общества с властью в существующей системе, опираясь на закон, а не путем революций. Еще Ральф Дарендорф назвал революции — горько-сладким мгновением истории».

Ненадолго вспыхивает надежда,

оборачивающаяся вскоре разочарованием и новыми неурядицами. В один миг не остается ничего устойчивого. Вчерашняя государственная измена сегодня становится вполне законным действием, вчерашний закон становится изменой. Многих охватывает приподнятое настроение. Кажется, уничтожаются не только злоупотребления старого режима, но и стеснительные узы самого общества. Вот только они быстро проходят. В конце концов, невозможно всю жизнь день за днем ходить на демонстрации или сражаться на полях гражданской войны. Беспорядки не способствуют экономическому развитию, а политическая нестабильность вызывает страх. Вскоре красивые слова о строительстве лучшего мира оборачиваются оправданием нового режима террора. Это может быть «временная» диктатура, чрезвычайное положение или просто приход к власти харизматического лидера посреди всеобщего беззакония; так или иначе, все заканчивается новой несвободой. Р. Дарендорф Современный социальный конфликт.

В тупой покорности

Лишь спустя годы потомки замечают, что, невзирая ни на что, все же произошли глубокие перемены. Первый день революции объявляется государственным праздником. Но поколение участников событий теряет свои иллюзии; оно пытается выжить, укрываясь в нишах личного благополучия, в тупой покорности, лишь изредка прерываемой вспышками тщетного протеста.

Как вообще кто-то может желать революции?

Даже если нарисованная картина правдива только наполовину, возникает вопрос: как вообще кто-то может желать революции? Впрочем, не стоит быть уверенным, что ее желает так уж много народу; для большинства стремление сломать повседневную рутину в куда большей мере перевешивается страхом и мрачными предчувствиями. Когда после долгого периода жары и суши разражается гроза, люди, конечно, радуются дождю, но они предпочли бы, чтобы он шел понемногу каждый день, а не налетал с молниями и градом.

Людей не спрашивают, хотят они революции или нет

Разумеется, не все люди одинаковы. Всегда находятся любители свободного полета, которым недолгий период упразднения всякого общества доставляет больше удовольствия, нежели тем, кто прочнее в этом обществе укоренен. Иногда даже возникают анархии. Сверх того, ужасы революции для многих таят очарование запретного плода. Революция в каком-то смысле — иное название надежды, непреложного принципа человеческой жизни. Кто знает, может быть, когда-нибудь все же произойдет настоящая революция? Разве американская революция в целом не увенчалась успехом? А как насчет революции 1989 г. в коммунистических странах Европы?

Подобные вопросы и соображения не имеют принципиального значения. Людей не спрашивают, хотят они революции или нет. Революции происходят, когда не остается другого выхода. Они в самом деле подобны буре или землетрясению. Конечно, их совершают люди, но действуют они всегда при этом по воле обстоятельств, которые могут контролировать лишь весьма условно. «Человечество по необходимости ставит перед собой только те задачи, которые может выполнить».

Ошибочное объяснения революций

Человек, написавший это, — автор столь же блестящего, сколь ошибочного объяснения революций — Карл Маркс. По счастью, его заблуждения достаточно интересны, чтобы заслуживать критического разбора. Марк-сова теория состоит из двух частей: социально-политической и социально-экономической. В обеих этих частях до сих пор содержится ключ к пониманию современного социального конфликта, хотя способ, каким их соединяет Маркс, дает повод к всевозможным сомнениям. Данные элементы теории преобразования связаны с двумя ликами модерна, а последние — не что иное, как два лика гражданина, Burger, рассматриваемого как burgher, т.е. буржуа, или citoyen, т.е. подданный государства. С обоими мы будем встречаться на протяжении всей книги, ибо первый — глашатай экономического роста, а второй — равных шансов политического участия. Весьма затрудняет вопрос то обстоятельство, что немецкое выражение «bьrgerliche Gesellschaft» (гражданское общество) смешивает и безнадежно спутывает оба понятия, хотя первоначально оно являлось всего лишь переводом старого доброго societas civilis, оставшегося жить в англосаксонском civil society.